Массовое заражение спидом

Вспышка ВИЧ-инфекции в Элисте — первый случай массового заражения ВИЧ-инфекцией в СССР, произошедший в 1988 году в столице Калмыцкой АССР Элисте и вызвавший громкий скандал [1] .

Содержание

ВИЧ-инфекция в СССР [ править | править код ]

До второй половины 1980-х годов о ВИЧ-инфекции в Советском Союзе говорили как о «болезни, распространённой на Западе среди проституток, бомжей и гомосексуалистов». В 1988 году в стране было выявлено свыше 30 инфицированных, и в том же году произошёл первый смертельный случай — скончалась 29-летняя жительница Ленинграда. Верховный Совет СССР принял решение о мерах по профилактике ВИЧ-инфекции. Обследование на ВИЧ стало обязательным для доноров и групп риска, к которым в том числе причислялись иностранцы и побывавшие за границей граждане СССР. Тогда же впервые появились кабинеты анонимной диагностики. Тем не менее, подобные меры не спасали от роста числа инфицированных [2] .

Вспышка инфекции в Элисте [ править | править код ]

В конце 1988 года в столице Калмыцкой АССР Элисте было зарегистрировано заражение ВИЧ-инфекцией двух человек — женщины-донора и её маленького ребёнка. Выводы отправленной в Элисту комиссии из Центрального медицинского научно-исследовательского института потрясли всю страну — ВИЧ-инфекция была обнаружена у ещё 75 детей и 4 взрослых женщин. О вспышке инфекции население СССР узнало из программы «Время» Центрального Телевидения. Комиссия провела заседание Чрезвычайной противоэпидемической комиссии при Министерстве здравоохранения и официально объявила, что женщины и дети были заражены во время проведения медицинских процедур [3] . Как позже покажет расследование, к массовому заражению привели халатность медицинского персонала больницы, проглядевшего носителя ВИЧ-инфекции, и использование нестерильных шприцов во время переливания крови. Нулевым пациентом, предположительно, был муж одной из заражённых женщин, который в начале 1980-х длительное время работал военным матросом в Конго (по другой версии — в Анголе), где, возможно, и был инфицирован [4] .

…к групповому заражению детей и матерей вирусом иммунодефицита привели грубые нарушения лечебно-диагностического процесса и преступно-халатное отношение ряда медицинских работников к исполнению профессиональных обязанностей… [3]

Последствия [ править | править код ]

Зараженные ВИЧ-инфекцией дети впоследствии были выявлены также в Волгограде, Ростовской области и Ставропольском крае. Расследование связало эти случаи с массовым заражением в Элисте. Так, в детскую больницу города Волгограда попал ребёнок, ранее заражённый ВИЧ-инфекцией в Элисте. По тем же причинам, что и в Элисте — из-за нехватки инструментов, в том числе шприцев и игл, и халатности медицинского персонала — произошло ещё одно массовое заражение [3] .

В мае 1989 года несколько инфицированных детей были выявлены в Ростове-на-Дону, а уже в августе число заражённых ВИЧ-инфекцией возросло до 13 человек. В октябре 1989 года ещё четверо инфицированных детей были обнаружены в детской больнице города Ставрополя. По данным Министерства здравоохранения, к апрелю 1990 года в четырёх вышеназванных городах было зарегистрировано более 270 инфицированных детей [5] .

В стране началась паника, люди массово отказывались от медицинских процедур. Учреждения здравоохранения в этой ситуации пошли на крайний шаг — разрешили пациентам приносить шприцы с собой. Реального наказания за массовые заражения никто не понёс, министр здравоохранения Евгений Чазов объявил виновникам заражения выговор [4] .

25 января 1989 года было возбуждено уголовное дело [6] , которое со временем прекратили.

К 2011 году примерно половина заражённых умерла. В июне 2011 года родители зараженных детей объединились в инициативную группу и подали в Элистинский городской суд иски о компенсации морального ущерба. Суд тогда отложил рассмотрение дела, чтобы истцы предоставили документы о признании их потерпевшими, писала «Российская газета». По сведениям издания, к тому моменту больше половины из 74 инфицированных в Элисте детей умерли, но их родители оставались в деле в статусе свидетелей.

Пособия (более 20000 рублей в месяц, ежегодно индексируются с учётом инфляции) получали 44 человека из зараженных в 1988 году. Ещё 16 человек получали ежемесячно от правительства Калмыкии по 600 рублей — на уход за больными детьми. В 2010 году на погребение семьям 12 ВИЧ-инфицированных было выплачено по 42 тысячи рублей, с 2011 года — ещё 8 семей [7] .

В ноябре 2011 года городской суд Элисты постановил взыскать с республиканской детской больницы в пользу каждого из восьмерых истцов, чьи дети были инфицированы ВИЧ и погибли, по 100 тысяч рублей в качестве компенсации. При этом спустя три года тот же суд отказал истцам в компенсации за затягивание расследования и отсутствие привлеченных к ответственности.

Родители пострадавших, требовавшие по 5 млн рублей, остались недовольны решением суда.

При рассмотрении жалобы на сумму компенсаций Верховный суд Калмыкии увеличил выплаты до 300 тысяч рублей. Как писала газета «Мир новостей», республиканская детская больница просила отменить это решение, настаивая, что «вина ее сотрудников не доказана и выплата 2,5 млн рублей пострадавшим грозит медучреждению разорением».

В феврале 2012 года родитель чей годовалый сын был инфицирован ВИЧ в республиканской детской больнице, впоследствии умер, подал в ЕСПЧ жалобу на неэффективное расследование и несправедливую, по его мнению, сумму компенсации.

По состоянию на август 2015 года Европейский суд отказался рассматривать жалобу: основные следственные действия были проведены еще до ратификации Европейской конвенции по защите прав человека российскими властями, а значит, дело выходит за рамки юрисдикции ЕСПЧ, рассудили в Страсбурге.

Алина Пинчук СПИД.ЦЕНТР

В конце 80-х в городе Элисте, столице Калмыцкой АССР, произошла первая в Советском Союзе массовая вспышка ВИЧ-инфекции. Жертвами ее стали сразу несколько десятков детей. Миссия установить причины трагедии — а даже примерных алгоритмов для подобных расследований тогда просто не существовало — выпала Вадиму Покровскому, нынешнему руководителю Федерального центра СПИД при ЦНИИ эпидемиологии Роспотребнадзора. Который теперь, тридцать лет спустя, специально для сайта СПИД.ЦЕНТР вспомнил подробности того непростого дела.

О страшной элистинской трагедии зимой 1988 года советский человек узнал не абы как, а из выпуска программы «Время» — главной информационной передачи страны. Именно она в эфире центрального телевидения и сообщила, что более 75 детей и 4 взрослые женщины оказались инфицированы вирусом иммунодефицита человека.

Известие, что болезнь, поразившая капстраны и распространенная, как считалось, лишь среди посетителей «специфических» баров Сан-Франциско и Западного Берлина, может быть обнаружена тут, в советской глубинке, вызвало шок. В то время СПИД считался болезнью гомосексуалов и проституток, то есть людей, чье существование в СССР отрицалось в принципе. И тем нее менее факт оставался фактом: более 70 жизней оказались на волоске от гибели.

Впрочем, элистинская трагедия могла бы обернуться куда большими жертвами, если бы не история, случившаяся годом ранее. И именно поэтому рассказ стоит начать с нее.

В 1987 году, в то время как правительство официально провозглашает политику гласности (это слово появляется именно тогда), а партия — Перестройку, молодой врач-инфекционист, сын главного эпидемиолога СССР Валентина Покровского Вадим, сталкивается с первым советским человеком, у которого оказалась выявлена ВИЧ-инфекция.

Мужчина, в 1981 году работавший переводчиком в Африке, где имел сексуальные контакты с местным населением, попал к Покровскому уже со СПИДом, то есть на последней стадии течения заболевания. Если ранее вирус обнаруживали в Советском Союзе лишь у иностранцев — выходцев из Африки, как правило, студентов Российского университета дружбы народов и Высшей школы профсоюзного движения, то тут инфицированным оказался обычный советский гражданин.

Чтобы проследить, как он получил вирус и куда от него могла пойти инфекция, пациента пришлось расспросить о всех половых связях. Тогда и выяснилось, что после возвращения из Африки тот имел контакты с 25 солдатами срочной службы СССР, которые после демобилизации разъехались по всей стране.

Вадим Покровский, современное фото

Найти каждого из них, чтобы уговорить сделать тест, оказалось совсем непросто. Прийти к незнакомому человеку и предложить пройти тестирование на самое постыдное заболевание в стране — не самая тривиальная задача. Более того, мужчина не помнил точные данные своих партнеров, хотя и смог назвать имена ребят и города, откуда они прибыли в часть.

— Многие из военных действовали очень прямолинейно. Например, могли построить всех солдат и скомандовать: «У кого был половой контакт с таким-то — три шага вперед». К счастью, нужные мне 25 человек уже демобилизовались, — иронизирует теперь Покровский. В военкомате врачу выдали списки солдат, по которым тот и принялся искать подходящих под описание.

В итоге все 25 найденные им сослуживца согласились сдать анализ на ВИЧ-инфекцию. Пять из них оказались инфицированы. И теперь уже у каждого из них нужно было выяснить, кому они могли передать вирус и при каких условиях. Тут-то и всплыл первый случай больничного заражения. Случай, который уже через год подтолкнет молодого специалиста к разгадке одной из самых страшных трагедий за всю историю советской медицины.

Кровь одного из солдат, жившего в Смоленске и не брезговавшего донорством, перелили пятерым пациентам. Тогда в СССР еще не проверяли доноров на ВИЧ поголовно. Кроме того, во время секса инфицировалась жена солдата, а их ребенок родился с вирусом.

— До этого никто не верил, что в нашей стране тоже может быть ВИЧ. Главный санитарный врач даже заявил, что в СССР не может быть СПИДа, потому что у нас гомосексуализм запрещен по закону, — вспоминает теперь Покровский.

Многие из военных действовали очень прямолинейно. Например, могли построить всех солдат и скомандовать: «У кого был половой контакт с таким-то — три шага вперед».

И тем не менее определенные меры были приняты: Покровский передал всю собранную информацию в Министерство здравоохранения СССР. Доноров начали тестировать, а каждую новую информацию о появлении очередных случаев передачи вируса — переправлять в московскую инфекционную больницу на Соколиной горе. Собственно — к юному специалисту, работавшему со всеми первыми пациентами, Вадиму.

В конце 1988 года из города Элисты именно сюда прибыли сразу два пациента. Женщина, ВИЧ у которой оказался выявлен, когда она пришла в элистинскую больницу, чтобы сдать кровь (ее маленький ребенок не так давно умер от тяжелой болезни, и она, желая помочь другим детям, мечтала стать донором). И младенец, лежавший с нею ранее в одной палате «грудничкового» отделения Республиканской детской больницы, когда та еще проходила там лечение со своим умершим впоследствии малышом.

Оптимизация шприцев

Возможных причин инфицирования могло быть много: сперва нужно было проверить всех половых партнеров женщины и партнеров матери второго ребенка. Но ее муж оказался здоров, равно как и мать другого ребенка тоже была не инфицирована.

Кровь переливали младенцу от нескольких доноров, но и они все были здоровы. Никакой связи между пациентами: кроме той, что в Элисте они лежали в одной палате, не было. Именно в этот момент у Покровского родилась версия, впоследствии подтвержденная расследованием: внутрибольничное заражение.

Первым делом Покровский запросил в элистинской больнице материалы всех, кто лечился в отделении вместе с обоими пациентами. А когда кровь пришла в Москву, вирус оказался обнаружен еще у троих детей. Отрицать внутрибольничный очаг стало невозможно. И пусть сперва в Министерстве здравоохранения скептически отнеслись к этой версии молодого инфекциониста, Покровскому все-таки предложили поехать в составе комиссии в столицу Калмыкии и проверить все на месте.

Советские многоразовые стеклянные шприцы

Центр автономной республики в составе РСФСР, совсем небольшой город с 80-тысячным населением, Элиста по тем временам считалась глухой провинцией. Железнодорожную станцию тут построили только в 1969, асфальтированную дорогу до Астрахани и Волгограда проложили еще позже — только в 70-е.

Столичную делегацию Покровского местные чиновники не заметили лишь потому, что в нее не вошел ни один крупный начальник. А стало быть, поднимать переполох и заметать следы оказалось некому. Местная же санэпидемстанция накануне приезда его группы самостоятельно выявила ряд нарушений в больнице, поэтому была заинтересована в расследовании и даже вызвалась помочь москвичам, разместив их на собственной территории и обеспечив беспрепятственный доступ к врачебной документации.

План действий, впрочем, пришлось придумывать по ходу дела. Сперва Покровский прошелся по отделению, осматривать которое и приехал, и увидел, что на некоторых стеклянных шприцах есть сделанные от руки надписи: «пенициллин», «стрептомицин» и так далее.

— Еще когда я проходил практику в институте, я видел, что сестры у нас меняли только иглы, а сам шприц для того же лекарства использовали один. Причина — экономия времени. Я подумал: если в Москве так делали, можно было подозревать, что практика распространена и в провинции, — вспоминает врач.

Надписи на шприцах могли означать только одно — они использовались для того, чтобы вводить один препарат нескольким пациентам.

Столица Калмыкии город Элиста, центр, середина 1980-х

По правилам, после каждой инъекции шприц должен был отправляться на Центральную дезинфекционную станцию. Но если бы это действительно было так, то в надписях на шприцах не было бы никакого смысла.

То, что для разных детей медсестры использовали один шприц, подтвердили и пациенты, с которыми Покровскому удалось пообщаться. Осталось только найти документальные подтверждения, что медсестры не отправляли шприцы на дезинфекцию. И такие документы нашлись.

Группа Покровского решила изучить карты пациентов и посчитать, сколько всего в отделении было сделано инъекций, а потом сравнить получившееся число с записями медсестер о количестве шприцев, сданных на дезинфекцию.

— Они не догадались все это выбросить. Когда в будущем начались расследования вспышек в других городах, работать стало уже сложнее, потому что документацию научились уничтожать. А здесь все сохранилось, — вспоминает теперь врач.

— Так как дети маленькие, и им нужно было вводить достаточно маленький объем лекарства, то одного шприца хватало на все отделение. Медсестры просто набирали в шприц пенициллин и делали всем уколы, — говорит Покровский. — Подготовка медицинского персонала была очень плохая. Они просто не понимали, что нарушают что-то. Вслед за ВИЧ по стране прокатилась эпидемия гепатита, и технология ее распространения была та же: оказалось, что шприцы для советских больниц — это была системная проблема.

Африканский сувенир

Изучение детских медицинских карт выявило еще одну подробность: как только малышам становилось хуже, детей направляли в больницы других городов, подальше от Элисты, в надежде, что там врачи лучше. В Ростов, Волгоград и Ставрополь. Но так как ситуация со шприцами повторялась и там, вскоре во всех этих областях случились, хоть и меньшие по масштабу, но сопоставимые по характеру вспышки ВИЧ.

Когда исследователи привезли предварительные результаты в Москву и доложили начальству, руководство забило тревогу.

— Министр здравоохранения СССР Евгений Чазов мыслил крупными категориями. Он сразу понял, что стране грозит катастрофа. И даже не спрашивая нас, издал приказ, согласно которому по всему СССР были созданы центры по борьбе со СПИДом. Эти центры действуют до сих пор.

«Когда начались расследования в других городах, работать стало уже сложнее, потому что документацию научились уничтожать. А здесь все сохранилось»

А Покровский продолжил расследование: началась проверка всех детей, которые когда-либо лежали в больнице с первой группой, а потом всех, кто лежал со второй группой, и так далее. Схему того, кто с кем лежал, а стало быть, как мог распространяться вирус, приходилось рисовать на миллиметровой бумаге для чертежей. А с ростом количества инфицированных приклеивать к и без того крупному полотну дополнительные листы. Всего было выявлено 75 детей, получивших вирус, и четыре женщины.

Найти «нулевого пациента» и понять, как именно ВИЧ попал в Калмыкию, впрочем, оказалось сложнее.

— Калмыкия не граничит с другими государствами, за границу жители Калмыкии выезжали редко и то только на танке. Как это может быть, чтобы в центре Евразии, далеко от всех портов и других стран, вдруг произошла вспышка инфекции?

Когда исследователи начали разматывать этот клубок, они увидели, что ни один инфицированный ребенок не лежал в больнице раньше мая 1988 года. То есть все, кто лежали раньше, были здоровы. Что произошло в этом месяце?

Оказалось, что в мае 1988 года в больнице умер ребенок с симптомами, похожими на симптомы СПИДа, более того, у обоих его родителей впоследствии нашли ВИЧ.

Второй корпус инфекционной больницы на Соколиной горе. Пациенты с ВИЧ, конец 80-х, Москва

На всю Калмыкию к тому моменту, а на наличие вируса врачи успели проверить почти всю республику, оказался лишь один зараженный мужчина. Все остальные — женщины и дети. Он и стал «нулевым пациентом». Обычный рабочий, но с интересным прошлым.

В отличие от упомянутого переводчика, мужчина оказался гетеросексуалом, в 1982 году он проходил срочную службу на флоте. Корабль, на котором служил молодой человек, встал в порту в Конго. Так что у всех солдат оказалась возможность воспользоваться услугами местных проституток.

Именно этот регион, с его гетеросексуальной индустрией коммерческого секса, в начале ХХ века и стал колыбелью инфекции. Лишь значительно позже, уже в США, СПИД станет таинственной «чумой геев», оторвавшись от собственных гетеросексуальных корней.

Одна из пациенток, инфицировавшихся в больнице, из-за травли, с которой столкнулась, в итоге дважды пыталась покончить с собой.

— В соседней Анголе в то время шла гражданская война, в которой приминал участие Советский Союз. Все матросы имели контакты с местными женщинами, но не повезло только двоим. Проститутка в Конго в это время стоила от ноля до трех долларов. Что значит «от ноля»? Взял банку пива, пришел к даме, пиво выпил, а банку ей отдал. Это и был способ оплаты. Дама могла продать банку или попросить местного умельца что-нибудь из нее сделать. Поэтому даже наши солдаты могли позволить себе эти услуги.

После демобилизации моряк вернулся домой в Элисту, женился, завел двоих детей. Первый ребенок у пары родился здоровым, а второй — уже с вирусом.

— Этот мужчина умер через 3—4 года от СПИДа, лекарств от ВИЧ не было, кроме того, вся эта ситуация повлияла еще и на его психическое здоровье, — говорит Покровский.

Проблема гласности

Версия врача о внутрибольничном заражении тем временем устроила далеко не всех, и очень скоро в этой истории появились новые игроки. Неожиданно для инфекциониста Министерство здравоохранения РСФСР заняло противоположную позицию по элистинской трагедии. Там решили все отрицать.

Минздрав РСФСР подчинялся Минздраву СССР, но, так как инфицирование произошло на территории России, ситуация касалась их ведомства и многим чиновникам хотелось доказать, что на вверенной им территории проблем нет.

— Кроме того, может, они действительно не верили, что у нас могла быть ВИЧ-инфекция, да еще и в стационаре. Да еще и у детей, а не у каких-то «гомосексуалистов», — размышляет теперь Покровский.

Тем не менее Министерство здравоохранения РСФСР в пику молодому врачу создало собственную комиссию, чтобы опровергнуть версию Покровского. По словам исследователя, тогда и стали появляться различные альтернативные версии «элистинского заражения».

Сотрудница одной из столичных лабораторий, делавших в конце 80-х тесты крови на ВИЧ

Например, что в трагедии виновата некая местная болезнь овец. Или иммуноглобулин, который вводили детям.

— У нас тогда состоялся примерно такой разговор. Я спрашиваю: «Как же может быть зараженный иммуноглобулин? Его обрабатывают трое суток в спирте». Они говорят: «Выпили спирт. Рабочие, наверное, выпили». Я говорю: «Ну как же тогда иммуноглобулин получился?». На это они уже не смогли ответить.

По словам Покровского, если бы история случилась не в разгар Перестройки, а на пару лет раньше, ее могли бы просто засекретить, а народу представить только одну официальную версию, в которой выпитый спирт и иммуноглобулин с высокой долей вероятности заняли бы место системной врачебной халатности и разгильдяйства.

Медработники во время выезда к жителям Элисты, чьи дети имели контакт с зараженными ВИЧ, 1989 год. Фото: Константин Тарусов / Фотохроника ТАСС

В 1988 году в столице Калмыцкой АССР Элисте была зафиксирована первая в Советском Союзе массовая вспышка ВИЧ-инфекции: вирус выявили более чем у 70 детей и нескольких взрослых. Незадолго до этого все они проходили лечение в местной больнице. Впоследствии инфекция распространилась в граничащих с Калмыкией регионах — в Ростовской и Волгоградской областях и Ставропольском крае. К середине 1989 года общее количество зараженных превысило 270 человек. По версии Минздрава, виновниками эпидемии были элистинские медики, использовавшие нестерильные шприцы. Однако дело о массовом заражении так и не было расследовано — в 2011 году его закрыли.

К концу 1980-х вирус иммунодефицита человека был обнаружен не менее чем у 30 жителей СССР. Исследователи утверждают, что первыми, кто умер от вызванного ВИЧ синдрома в Советском Союзе, были африканцы — скорее всего, иностранцы приехали в страну уже инфицированными; затем болезнь стала распространяться среди населения Советского Союза. В то время заражение ВИЧ принято было связывать с употреблением инъекционных наркотиков и беспорядочными сексуальными связями, однако уже в ноябре 1988 года стало известно о внезапной вспышке заболевания среди детей в Калмыцкой АССР. Через два месяца в Элисте собралась комиссия Министерства здравоохранения РСФСР. Медики выяснили, что очагом распространения ВИЧ-инфекции стала республиканская детская больница и что в Калмыкии заражены по меньшей мере 75 детей и четыре женщины. Вскоре вспышки вируса были зафиксированы в Ростове-на-Дону, Ставрополе и Волгограде.

Согласно данным, которые приводятся в диссертации главы федерального СПИД-центра Вадима Покровского, после вспышки ВИЧ-инфекции в Элисте вторичные очаги инфекции появились в Волгограде, Ростове-на-Дону, Шахтах и Ставрополе. В Волгограде, куда отправили как минимум двух инфицированных из Элисты, по данным Покровского, были инфицированы как минимум 35 детей.

Позже главврач областного центра по борьбе со СПИДом Олег Козырев рассказывал газете «Мир новостей», что в Волгограде в конце 1980-х ВИЧ-инфекцией заразились 59 человек, из которых к 2014 году были живы 23. Местные власти выделили пострадавшим квартиры, их фамилии хранят в тайне. По информации «Московского комсомольца», после массового заражения в Волгограде к двум годам лишения свободы приговорили главврача и медсестру областной детской больницы — но в зале суда их сразу амнистировали. В Ростовской области в начале 1990-х медиков, виновных в заражении детей, осудили за халатность, приговорив к реальным срокам в колонии-поселении.

Не ссылаясь на конкретный источник информации, МК в 2002 году сообщал о 264 инфицированных детях: 73 — в Элисте, 118 — в Ростовской области, 56 — в Волгограде, 17 — в Ставрополе. В 2014 году «Мир новостей» писал о 252 инфицированных во время вспышки инфекции на юге России — на момент публикации из них были живы менее 100 человек.

Красный физраствор. Заражение

Помимо представителей Минздрава РСФСР, в состав комиссии, работавшей в начале 1989-го в Элисте, вошли сотрудники эпидемиологической службы и занимавший тогда должность заместителя начальника Главного управления карантинных инфекций Минздрава СССР Геннадий Онищенко. Эксперты сошлись во мнении, что возбудитель инфекции передавался парентеральным (инъекционным) путем. Вскоре комиссия Минздрава обнародовала результаты расследования: из-за халатности медицинского персонала, который использовал нестерильные медицинские инструменты, в том числе шприцы и катетеры, ВИЧ-инфекцией в Калмыкии были заражены в общей сложности 75 детей — от младенцев до подростков — и четыре женщины.

Вадим Покровский, сын главного эпидемиолога СССР Валентина Покровского и руководитель Центра по борьбе со СПИДом, утверждает, что ему удалось обнаружить нулевого пациента — человека, от которого в Калмыкии распространился вирус иммунодефицита. По словам ученого, это был мужчина — военный, который заразился половым путем, находясь в командировке в Африке. «Он вернулся к себе на родину в Элисту, женился. Жена, видимо, не сразу заразилась. И их первый ребенок, слава богу, оказался не заражен», — рассказывал Покровский.

К моменту рождения второго ребенка супруга военного уже стала носителем инфекции, передавшейся и младенцу. В мае 1988 года ребенок был госпитализирован в педиатрическую больницу, где умер еще до того, как врачи смогли поставить ему диагноз. Через несколько месяцев в той же больнице скончался еще один ребенок.

«Распространенность вируса иммунодефицита человека была тогда небольшая, и эпидемиологи предположили, что эти два случая не стали простым совпадением. Однако никак нельзя было понять, что их связывало. Выяснили только, что женщина и ребенок за несколько месяцев до этого одновременно лежали в больнице», — вспоминал академик Валентин Покровский. Эта зацепка, по его словам, и позволила проследить цепочку заражений.

Медики обследовали детей, прошедших через стационар больницы, и нашли еще несколько ВИЧ-позитивных пациентов. «Так стало ясно, что инфекция передавалась через шприцы, которые не обработали должным образом. Не было стерилизации, если честно. Тогда обнаружить вспышку помог случай. Не найдись в одном городе сразу двух случаев ВИЧ-инфекции и не приди в голову Вадиму (Покровскому, сыну академика — МЗ) связать смерть ребенка с заражением женщины, эта вспышка еще долго продолжала бы тлеть, нанося огромный урон», — объяснял академик.

«Представители Республиканской СЭС, проводившие проверку работы детской республиканской больницы в августе 1988 года, выявили в 13% случаев наличие крови на инструментах, используемых в больнице. По свидетельству матерей зараженных детей, персонал использовал одни и те же шприцы, предназначенные для введения одного препарата, например гентамицина, разным детям, меняя в случае инъекций только иглы (в случае введения препарата в катетер подключичной вены этот препарат вводили прямо из того же шприца без иглы)», — отмечает Вадим Покровский в своей монографии.

Очевидцы рассказывали, что перед тем, как сделать укол очередному пациенту, медики просто промывали шприцы в физиологическом растворе или в растворе гепарина. «По уверению некоторых свидетелей, такой раствор не меняли даже тогда, когда он приобретал красный цвет от попавшей туда крови», — отмечалось в исследовании.

Академик Покровский говорил, что вспышка ВИЧ в Элисте стоила ему приятельских отношений с занимавшим в те годы должность министра здравоохранения СССР Анатолием Потаповым: «Ему не хотелось признавать, что детей заразили в больнице. Местные придумывали то какую-то баранью болезнь, то еще что-то. Только через несколько лет он заметил в разговоре: "Ну не мог я как министр тогда поступить по-другому". И я его понимаю».

Согласно данным, опубликованным в «Казанском медицинском журнале», с декабря 1989-го по 1999 год в Калмыкии под наблюдением находились 62 ребенка с диагнозом ВИЧ. Все они были инфицированы, когда находились в стационаре. При этом, отмечают авторы исследования, в течение первых девяти лет умерли 24 ребенка. Вирусом заразились 12 детей в возрасте до года, средняя продолжительность жизни инфицированных младенцев составила пять лет.

Иммуноглобулин, страх и конспирология

Собственное расследование обстоятельств заражения в больнице проводили и местные врачи: по их данным, инфицированными оказались дети, которые находились либо в реанимации, либо в отделении патологии. Большинство из них получали от пяти до десяти инъекций иммуноглобулина в день. По словам медиков, во всех случаях использовался препарат из одной и той же партии.

«После того, как выявили инфекцию, один из педиатров предложил исследовать иммуноглобулин, — рассказывал заведующий отделением хирургии республиканской детской больницы Борис Сангаджиев. — Пробирки с препаратом отправили в Москву. Через неделю пришел результат — в препарате крови обнаружена ВИЧ-инфекция».

По городу поползли слухи, что люди в военной форме изымают из аптек, больниц и поликлиник Элисты ту самую «зараженную» партию иммуноглобулина.

По факту массового заражения ВИЧ генпрокуратура РСФСР возбудила уголовное дело, своих должностей лишились министр здравоохранения Калмыкии, его заместители, а также, по некоторым данным, главврач детской больницы Элисты.

«Высшая медицинская комиссия изъяла все документы, все истории болезней детей. Анализы отправили на экспертизу в ростовский Институт акушерства и педиатрии. И все материалы по этому делу пропали, — рассказывала "Московскому комсомольцу" главный врач Республиканского центра профилактики и борьбы со СПИДом в Элисте Дина Санджиева. — Никаких окончательных заключений мы не увидели. Результаты экспертиз отправили в столицу».

По словам элистинского судмедэксперта и писателя Игоря Гринькова, комиссия Минздрава РСФСР приехала из Москвы «уже с приговором»: «Перед ними не стояло проблемы разобраться в случившемся. Сработали настолько быстро, что версии наших врачей остались неуслышанными».

В 1988 году жительница Элисты Ирина Рубанова (собеседники «Медиазоны» настаивали на анонимности, поэтому их имена и фамилии изменены) училась в школе. После того, как в Калмыкии стало известно о массовом заражении ВИЧ-инфекцией, родители увезли ее в Краснодар. Рубанова вспоминает: родители зараженных никому не рассказывали, что их дети больны — «опасались, что к ним будут плохо относиться». В республике царила паника, и жители других регионов с большим подозрением относились к приезжим из Калмыкии. Автобус, на котором сестра Ирины вместе с другим детьми из Калмыцкой АССР приехала в пионерский лагерь, закидывали камнями.

«Страх был страшный в городе. Боялись ходить в баню или парикмахерскую. К врачам лишний раз не ходили. Шприцы одноразовые дошли [до Элисты] не сразу», — рассказывает супруг Рубановой Владимир. Он тоже помнит, что жителям Калмыкии «по Союзу были не рады»: узнав, что он приехал из Элисты, Владимира как-то отказались заселять в «Интурист».

Некоторые родители не признавались, что у их детей обнаружен ВИЧ, даже когда те умирали от СПИДа. «Мама знакомого ребенка, который умер, говорила, что он погиб от сердечной недостаточности, — вспоминает Ирина. — Родители, по сути, один на один остались со своей трагедией, и вообще никто об этом не распространялся впоследствии. Хотя дети ходили в те же школы и сады». По словам Рубановых, данные родителей ВИЧ-инфицированных детей засекретили; местные предоставляли им квартиры в новостройках Элисты, «даже деревенским».

Знакомые врачи Ирины до сих пор связывают распространение вируса с якобы зараженной партией иммуноглобулина. Сама Рубанова удивляется, почему использование многоразовых шприцев в остальных регионах Союза не приводило к вспышкам ВИЧ, сопоставимым по масштабам с элистинской.

Виктор Марков прожил в Элисте всю жизнь и о поразившей город болезни узнал от матери, которая работала в больнице. Он, как и Рубановы, не доверяет выводам Покровских; по его мнению, столичные ученые просто «сделали себе имя на этой трагедии».

«Неофициальных версий было множество. Та, которая существовала, но ее практически никто и никогда, естественно, не озвучивал, звучала следующим образом. Дело в том, что перед вспышкой этой самой инфекции господин Покровский — не тот, который возглавлял российский СПИД-центр, а его отец, тоже знаменитый профессор — разработал некоторую вакцину, которая применялась в медицине. Вакцина была совершенно новой, ее привезли и использовали в Элисте, и в Астрахани, в Ставрополе и Краснодарском крае, насколько я понимаю. По версии, которую рассказывают наши врачи, начали применять вот эту вакцину, и вот после этого применения у детей начали обнаруживать ВИЧ», — пересказывает догадки конспирологов Марков. По его словам, очень многие элистинцы сталкивались с тем, что к ним относились как к «вирусоносителям, с какой-то настороженностью».

По словам Виктора, сейчас события конца 1980-х почти стерлись из памяти местных жителей. «Но, я так понимаю, что большая недоговоренность с тех пор осталась, и очень многие люди, кто работал тогда, ушли из жизни и унесли с собой свои предположения, — говорит он. — Сейчас врачи не хотят поднимать эту историю, потому что она крайне неприятная, связанная с очень большими переживаниями. Врачи постарались эту историю забыть. Элиста по большому счету тоже».

«Вот твоя чашка, вот твоя ложка»

Официальную версию подтверждает рассказ Людмилы Черноусовой, прозвучавший два года назад в эфире программы «Пусть говорят». В 1988-м 10-летняя дочь Людмилы попала в больницу с переломом ноги, позже у нее нашли ВИЧ. По словам Черноусовой, девочка говорила, что в ее палате медсестра одним шприцем делала уколы нескольким пациентам; она умерла в 17 лет. Годовалый сын Очира Шовгурова был госпитализирован с ОРЗ и затем также оказался инфицирован — он прожил 11 лет. Катю Антонову, родители которой тоже появились в эфире, в 1988 году положили в клинику с диагнозом ОРВИ — через семь лет уже девятилетняя девочка умерла от СПИДа.

Родные инфицированных рассказывали о разрушенных отношениях с близкими и знакомыми — предрассудки и страх перед зараженными в больнице ВИЧ-инфекцией детьми охватили не только соседние регионы, но и саму Калмыкию. «Все родственники со стороны отца от меня постепенно отказались. Дяди и тети всегда говорили: вот твоя чашка, вот твоя ложка, не смей есть из другой посуды. Стоило мне чихнуть, и они отправляли меня домой, — рассказывала изданию Life жительница Элисты, в младенчестве заразившаяся ВИЧ. — Сначала я не понимала почему, а потом узнала о диагнозе. Я не до конца понимала, как это передается и чем грозит, но понимала — у меня что-то страшное». По словам девушки, вместе с другими больными детьми она ходила в отдельный детский сад — небольшой домик во дворе ВИЧ-центра. «Потом наш садик плавно переделали в "школу", и мы отучились там до третьего класса. Потом кто-то продолжил учиться на дому, а кого-то, меня в том числе, отправили в обычные школы», — вспоминала она.

«Мой сын был шестым, кому поставили страшный диагноз, — утверждала в разговоре с журналистами одна из элистинских матерей. — Массажистка, которая до этого регулярно приходила к нам, однажды разрыдалась: "Я не могу больше помогать вашему малышу. Мне страшно". Вскоре и соседи стали сторониться. Мне пришлось сменить место жительства».

Мария Шолдаева рассказывала, что из-за диагноза, поставленного сыну, она не могла устроиться на работу: «Меня никуда не хотели брать, даже в доярки. У меня прервался стаж, и теперь я получаю пенсию в размере 4 400 рублей. На эти деньги я не могу себя подлечить, а болячек у меня очень много». Шолдаева вспоминала, что жители поселка Олинг Яшкульского района, узнав о семье с ВИЧ-инфицированным ребенком, обещали сжечь ее заживо — чтобы их дети не играли с зараженным.

«На нас показывали пальцем. Обзывали спидоносцами. Под разными предлогами увольняли с работы. В ребятах, пострадавших по вине медиков, люди вплоть до их смерти видели угрозу. Они не искали виновных среди врачей, не обвиняли за бездействие следователей — шарахались от малышей с ВИЧ и их мам и пап. Да что говорить, если даже родственники от нас отвернулись», — рассказывал газете «Мир новостей» Александр Горобченко, потерявший 16-летнего сына, который за четыре года до этого обратился к врачу с ушибом, а после лечения в больнице узнал о ВИЧ-инфекции.

Ни виновных, ни компенсаций

В июне 2011 года родители зараженных детей объединились в инициативную группу и подали в Элистинский городской суд иски о компенсации морального ущерба. Суд тогда отложил рассмотрение дела, чтобы истцы предоставили документы о признании их потерпевшими, писала «Российская газета». По сведениям издания, к тому моменту больше половины из 74 инфицированных в Элисте детей умерли, но их родители оставались в деле в статусе свидетелей.

После этого родители инфицированных детей обратились в Следственный комитет с требованием вернуть дело на доследование, чтобы их признали потерпевшими и они могли претендовать на компенсации. В сентябре 2011-го СК отменил постановление о прекращении уголовного дела, которое было возбуждено еще 25 января 1989 года по статьям 172 и 222 УК РСФСР (халатность и нарушение правил, установленных в целях борьбы с распространением инфекционных заболеваний). Ведомство объяснило возобновление следствия тем, что «возникла необходимость в признании потерпевшими ряда лиц».

Через месяц СК вновь вынес постановление о прекращении дела в связи с истечением сроков давности уголовного преследования. «В ходе дополнительного расследования подтверждено, что в период с ноября 1988 по март 1989 года в ходе эпидемиологического исследования было выявлено наличие 45 детей и девять взрослых, зараженных ВИЧ-инфекцией, которые находились на стационарном лечении в республиканских детской и инфекционной больницах Элисты», — сообщили в СК. Как уточняло ведомство, потерпевшими признали 74 инфицированных, а тем, кто обращался в ведомство, выдали «документы, на основании которых они смогут в полной мере реализовать свои права».

«Мы хотели услышать фамилии виновников трагедии и увидеть, как государство их накажет. А следователи поставили перед собой другую задачу — выдать потерпевшим документы и переадресовать их в суды», — считает Вера Бадмаева, чья дочь погибла в 1999 году.

За 22 года расследование приостанавливали или прекращали как минимум пять раз — либо под предлогом отсутствия события преступления, либо из-за того, что не установлены виновные в заражении. По информации «Московского комсомольца», следствие по делу о заражении ВИЧ возглавлял элистинский следователь Вячеслав Ли, который чуть позже оставил работу в прокуратуре и занялся выращиванием арбузов. «Это дело невозможно было раскрыть. Во-первых, со стороны Генпрокуратуры РСФСР постоянно шли какие-то угрозы. Никто не хотел, чтобы дело довели до конца», — говорил он. Бывший старший следователь по особо важным делам Евгений Мысловский, который некоторое время руководил следствием по делу о вспышке ВИЧ в Элисте, в эфире программы «Пусть говорят» рассказывал, что был уволен сразу после окончания расследования: «Я положил дело с обвинительным заключением на стол и в тот же день был уволен. И после меня уже не моими руками дело было прекращено — не одно, а все три дела».

В ноябре 2011 года городской суд Элисты постановил взыскать с республиканской детской больницы в пользу каждого из восьмерых истцов, чьи дети были инфицированы ВИЧ и погибли, по 100 тысяч рублей в качестве компенсации. При этом спустя три года тот же суд отказал истцам в компенсации за затягивание расследования и отсутствие привлеченных к ответственности.

Родители пострадавших, требовавшие по 5 млн рублей, остались недовольны решением суда. «Сто тысяч за убитого ребенка — это издевательство», — сказал Очир Шовгуров.

При рассмотрении жалобы на сумму компенсаций Верховный суд Калмыкии увеличил выплаты до 300 тысяч рублей. Как писала газета «Мир новостей», республиканская детская больница просила отменить это решение, настаивая, что «вина ее сотрудников не доказана и выплата 2,5 млн рублей пострадавшим грозит медучреждению разорением».

В феврале 2012 года Шовгуров подал в ЕСПЧ жалобу на неэффективное расследование и несправедливую, по его мнению, сумму компенсации. «Наше заявление приняли в Европейском суде по правам человека. Сейчас готовим коллективное обращение к президенту России Владимиру Путину. Все спрашивают: почему вы раньше молчали? Раньше мы лечили и хоронили детей», — объяснял Шовгуров.

Однако в августе 2015 года Европейский суд отказался рассматривать жалобу: основные следственные действия были проведены еще до ратификации Европейской конвенции по защите прав человека российскими властями, а значит, дело выходит за рамки юрисдикции ЕСПЧ, рассудили в Страсбурге.

Раз в неделю наши авторы делятся своими впечатлениями от главных событий и текстов